Трансформация библейского сюжета в поэме Мильтона «Потерянный рай. Джон мильтон и его поэма "потерянный рай" Джон мильтон потерянный рай брифли
Введение
Библейские мотивы являются своего рода знаковыми символами, которые в ту или иную эпоху приобретают различную интерпретацию, наполняются различны содержанием. Вся история литературы, собственно, в том или ином случае апеллирует к этим мотивам. Роль Мильтона в этом обращении к ветхозаветным сюжетам особа. Именно он впервые нарушил традиционность трактовки библейских мест, позволив свою интерпретацию и свое отношение и тем самым отступив от церковной схемы. Можно сказать, с него берет начало тема трансформации библейских сюжетов в литературе как способ выражения новых отношений и ценностей, возникших в обществе.
Эпоха, в которую жил Мильтон – эпоха революций, смут, казней, эпоха начавшейся смены общественно-экономического уклада с феодального на капиталистический и, соответственно, смены многих привычных представлений, отношений и ценностей. Эта эпоха требовала пересмотра многих идеалов. Она продемонстрировала относительность казавшихся незыблемыми понятий, в том числе понятия добра-зла, воплощенных в образах Бога-дьявола. Этим можно объяснить возникший интерес к переосмыслению библейской онтологии и ее смыслов. До этого библейские тексты, учитывая их исключительный авторитет, воспринимались лишь как тексты культовые, религиозные. Мильтон одним из первых подошел к Библии как к литературному феномену. Наиболее талантливо попытку пересмотра ветхозаветных сюжетов воплотил Мильтон. Его «Потерянный рай» сразу после выхода в свет и до сих пор вызвал и вызывает множество споров, сомнений и дискуссий. Невозможно перечислить литературу, посвященную проблемам, затронутым в поэме, системе созданных в ней образов, используемых художественных рядов и т. п. Тут и П. Б. Шелли, и Г. Лессинг, и В. Белинский, и А. Аникст, и Р. М. Самарин, и Честертон и многие другие. Мы ограничимся ссылками на тексты вышеперечисленных авторов. В своей работе мы рассмотрим один из аспектов поэмы – трансформацию в ней библейского сюжета.
Актуальность темы вызвана как сложностью и важностью затронутых Мильтоном проблем, большой художественной ценностью поэмы, мерой ее воздействия на последующий литературный процесс, так и противоречивостью многих суждений по ее поводу, непрекращающимися дискуссиями, касающихся проблематики поэмы, а также сильно возросшим в последнее время вниманием к библейским реминисценциям. Цель исследования – определить основные модели мильтоновской поэмы в контексте их отхождения от церковной трактовки.
1. Генезис библейской истории о грехопадении
Сюжет об Адаме и Еве, соблазненных Сатаной, был довольно распространен в литературе XVI-XVII веков. Р. М. Самарин упоминает о том, что кроме одной из мистерий Андреини, трагедия голландца Вондела о Люцифере вплотную подходила к этому сюжету ("Князь тьмы" представал в виде царственного и гордого мятежника), а драма другого голландского писателя XVII века, Гуго Гроция, известного законоведа и историка, посвящена истории грехопадения. В поэме «Потерянный рай» (1667) Дж. Мильтон внес в трактовку этих образов новое содержание.
Поэма, состоящая из 12 книг, вмещает две сюжетные линии, тесно связанные между собой единой задачей. Одна сюжетная линия касается вселенского плана и повествует об извечной борьбе между Сатаной и Богом, подробно останавливаясь на истории мятежа Сатаны против Бога и на их войне, закончившейся поражением Сатаны и его превращением из ангела в гнусного беса. Вторая сюжетная линия – земная, повествует о начале безгрешной человеческой жизни в аду в лице Адама и Евы, их соблазнении Сатаной, падении и изгнании из рая. Центральный эпизодом поэма является успешная попытка Сатаны испортить и погубить лучшее и любимое творение божье – человека, покорив его своей властью. Сатане это удается. Но победа остается все-таки на стороне его противника – Бога, так как, даже изгнав из рая согрешившего человека и его подругу, Бог оставляет им возможность исправиться, в конечном итоге духовно восторжествовать над Сатаной.
Сама поэма заканчивается трагической картиной изгнания людей из Эдема. Внешне, как видим, замысел поэмы соответствует библейской интерпретации. Однако подача событий, художественные средства, с помощью которых Мильтон описывает Сатану и Бога и их столкновение, его отношение к событиям выступают далеко за ортодоксально принятые. Поэма написана белым стихом и изобилует живописанием ярких колоритных сцен. При этом Мильтон отступает от библейского изложения легенды. В Библии описанию сцены грехопадения людей посвящена глава 3 «Бытии». Вместо Сатаны там фигурирует Змей, который «был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь» (Бытие, 3:1).
В Книге Бытия змей еще является животным, а на протяжении всего Ветхого Завета Вельзевул упоминается только в качестве божества идолопоклонников. Свое антибожественное значение и роль антибога Сатана обретает в библейском мифотворчестве после вавилонского пленения. И если в Библии и позднее новозаветных текстах облик сатаны был неопределен, то средневековая фантазия и христианская теология наделяла Сатану уродливой внешностью, обладающей то исполинским телом, то чудовищным смешением антропоморфных и животных черт, то многорукостью и т. п. Пасть Сатаны часто оказывается тождественной с входом в ад, так что попасть в ад - означает быть "сожранным Сатаной".
Католицизм обратил Сатану в своеобразную систему народного воспитания "от обратного", наделив его столь ужасающей наружностью и резким запахом.
"Я увидал, как некий дьявол черный
Вверх по крутой тропе бежит от нас.
О, что за облик он имел злотворный!
И до чего казался мне жесток,
Раскинув крылья и в ступнях проворный"
(Данте. Божественная комедия. Ад).
Различные животные черты (свиные клыки, копыта, крылья летучей мыши, змеиное жало, козлиные ноги и т. д.) соединялось с волосистым, обгорелым телом и непременной хромотой – свидетельством падения с неба. Вообразить Сатану отвратительным требовали ненависть и страх к нему, которые внушала и которых требовала церковь. Отступления от этого правила в Средние века очень редки. Как мы увидим, мильтоновский Сатана обладает совершенно иной наружностью.
2. Трансформация библейского сюжета в поэме Мильтона «Потерянный рай» 
Поэма Мильтона построена на противопоставлениях, антиномиях - света и тьмы, добра и зла, Бога-Сатаны. Светлые и страстные сцены в Эдеме перемежаются с гигантскими описаниями битв между ангелами и воинством Сатаны, о которых Адаму по поручению Бога рассказывает архангел Рафаил. Эти сцены сменяются в свою очередь остропсихологическими эпизодами, в которых Мильтон рисует переживания Евы, поддавшейся уговорам Сатаны, чувства Адама, из любви к Еве решающегося на смертный грех – вкусить запретный плод с дерева познания добра и зла. И опять психологическая тема сменяется чередой картин, в которых перед Адамом проходит будущая жизнь человечества, страдания и деяния его детей, его потомства, первые события человечества.
Сатана отходит на второй план поэмы. Мильтон, повествуя о людях, о результатах их первого непослушания, производит обзор всей человеческой истории. Сюжет поэмы часто теряется в рассуждениях, отступлениях, а затянутые и витиеватые фразы соседствуют с фразами искусно отточенными и лаконичными. В целом Мильтон выступает, по наблюдению Р. М. Самарина, “как наследник лучших традиций Ренессанса. Его демонический Сатана весьма близок к елизаветинским героям, особенно к титанам Марло или злодеям из пьес Тёрнера и Форда. Царственные и плотски прекрасные образы его людей напоминают о наготе возрожденческой пластики и живописи. Сцены боя между бесовским и небесным воинством, наверное, навеяны некоторыми работами Тинторетто. Вся структура "Потерянного рая" говорит о прямом следовании традициям ренессансного эпоса, опирающегося на вергилиевский канон с его тремя измерениями: небеса - земля – ад”.
Изображение человеческой истории у Мильтона выполнено в духе классицистической стилистики, к концу поэмы переходящей в концепцию. «Но, - там же отмечает Р. М. Самарин, - в поэме бушует и другое начало - дерзкий поэтический хаос, связанный с Сатаной и его фантастическим миром, на фоне которого происходят его приключения и развертываются баталии небесных и преисподних сил. Эти гигантские фрагменты, контрастирующие с пасторальными эпизодами Эдема, близки к визионерской поэзии барокко, что проявляется и в стилистической сложности, и системе сравнений, посредством которых создан образ Сатаны: он и фрегат, несущийся на всех парусах, и гигантский гриф с огромными крыльями, и башня, и сосна, и жаба, и даже пороховой взрыв. Образ Сатаны часто переходит в символ», в метафизическую эмблему.
"Пусть ад, но я в нем первый".
"Прими, о бездна, нового владыку.
Здесь я свободен".
В угоду христианской доктрине Мильтон изображает его злым и мстительным, вселяет то в жабу, то в змея. Однако в своем непокорном величии он предстает прекрасным, а Мильтон чаще всего возвеличивает его грандиозную трагическую фигуру. Трактовка образа главного врага Бога в поэме Мильтона выходит за рамки библейской концепции.
Вслед за мрачным изображением падения ратей Сатаны раскрывается полная динамики картина кипучей деятельности мятежных ангелов, которые торопятся превратить свое новое жилище – ад в столицу Сатаны, увенчанную великолепным зданием Пандемониума. Созидательная деятельность сатанистского воинства противостоит в поэме акту спокойного божеского творения.
Его Сатана мрачен и горд. Бог разверз перед ним пустыню скорби и смерти, океан неугасимых огней, страну бедствий и вечных стонов, но гордое непреклонное лицо Сатаны, опаленное небесной молнией, бесстрастно и полно презрения к победителю. "Вечный непримиримый враг с вечной жаждой мести". Он повержен, но неуничтожен. Блейк сказал о Мильтоне, что он принадлежал к дьявольскому племени, сам о том не подозревая. В битве с архангелом Михаилом Сатана выступает, подобно башне; а в своих страданиях и природе приближается к человеку. Так, в бою он был ранен, и при этом пурпурная жидкость вытекала из его эфирного существа.
Белинский увидел в Сатане "апофеозу восстания против авторитета". Бальзак назвал "Потерянный рай" поэтическим оправданием мятежа. Мильтон, по его словам, хотел написать поэму о свободе выбора, о тяжком пути к новому и неизбежной плате за него, о суровом опыте непослушания. Однако Сатана, дерзко замысливший восстание против Бога, выдвинулся в поэме на первый план, затмив собой стоика Адама.
Сатана в поэме - то огненная пирамида, то коршун, то "конь, грызущий удила", то лев и тигр. У поэта не нашлось достойных красок для Бога, но палитра его обильна для Сатаны. Он не может скрыть тайного влечения к поверженному ангелу. Вся эмоциональная сфера его образов кричит, тащит в его сторону.
"... Познанье им запрещено?
Нелепый, подозрительный запрет!
Зачем ревниво запретил Господь
Познанье людям? Разве может быть
Познанье преступленьем или смерть
В себе таить? Неужто жизнь людей
Зависит от неведенья?"
"... Добро! Познать его так справедливо! Зло!
Коль есть оно, зачем же не познать,
Дабы избегнуть было легче? Вас Господь
По справедливости карать не может,
А ежели Господь несправедлив,
То он не Бог, и ждать не вправе Он
Покорности и страха; этот страх
Пред страхом смерти должен отступать.
Зачем его запрет? Чтоб запугать,
Унизить вас и обратить в рабов..."
Многозначительность вековечных вопросов, терзающих человечество, заложена в символике библейской легенды. Причина запрета Богом познания неясна. И, как прочитывается у Мильтона, добр ли он вообще? Бог запретил познание? Сатана мстит ему совращением людей. Он тоже не понимает. Не отвечая прямо на вопросы, Мильтон придает им свою окраску, устами Сатаны выражая собственные сомнения.
"И что такое боги? Почему
Не стать богами людям, разделив
Божественную пищу? Божества первичны;
этим пользуясь, твердят,
Что все от них. Сомнительно весьма!
Я вижу, что прекрасная Земля,
Согрета Солнцем, производит все,
Они же - не рождают ничего.
А если все от них, - кто ж в это Древо
Вложил познание Добра и Зла,
Так, что вкусивший от его плода
Без их соизволенья, в тот же миг
Премудрость обретает? Чем Творца
Вы оскорбите, знанье обретя?
Чем знанье ваше Богу повредит?"
Правда, выиграло ли человечество от познания добра и зла? Адам, словно отвечая на этот вопрос, говорит:
«Добро и зло познали мы: Добро
Утратили, а Зло приобрели»
Мильтоновского Бога нельзя назвать положительным образом. И Адам его пресен, что, в общем-то, как говорилось, не соответствовало первоначальному замыслу поэмы. Сатана с его воинством должен был олицетворять отрицательную и всеобщую идею неправоты, а Бог с архангелами - положительные идеалы и всеобщую идею справедливости. Но эмоциональный перевес оказался на стороне Сатаны с его воинством. Сознавал ли это сам автор? Бог-отец, Всевышний, Иегова остался где-то за пределами воображения. Он бесплотен, в эфирном мире иногда раздается лишь его голос, и только. В поэме и он и его воинство суть абстракции. Бог не имеет лика. И он не внушает симпатий. Мильтон не нашел убедительных объяснений всем его жестокостям. И, прежде всего, смысла первородного греха, повлекшего за собой утрату рая и смертность. Смысл греха по Мильтону - в обретении разума, лишившего человека покоя и счастья.
Правда, Лессинг в набросках продолжения "Лаокоона" дает несколько иное объяснение смысла такого соотношения мильтоновских фигур: дело не в том, пишет он, что Мильтон представил Сатану "слишком сильным и отважным". Богу Мильтона "не нужны те усилия, которые приходится прилагать для достижения своих намерений Сатане, и он остается безмятежным и спокойным перед лицом самых яростных действий и предприятий своего врага". Вот это спокойствие, дескать, и оказывается непоэтичным. В этом есть доля истины, ведь и рай Данте не столь впечатляющ, как ад. В данном перекосе изображения, впрочем, - специфика искусства как такового, призванного поддерживать интерес изображением страстей, конфликтов, раздирающих драм, противоречий, смятений, борьбы.
В первой песне Мильтон произносит крамольную фразу: "зажги в сердце моем свет, дабы смог я оправдать в глазах человека твои деяния". Умиленный слабохарактерный Адам, типичный раб божий, и тот в своем разговоре с Богом выражает протест и неприятие самой божеской природы. "Но что же обо мне ты думаешь?» - говорит ему Бог.
"Вполне ли я блажен?
Ведь я во всей Вселенной одинок
Извечно и не ведаю нигде
Подобного и - менее всего -
Мне равного"
Весь ужас одиночества Бога, вознесенного над всеми (а несчастья такого рода еще ни разу не были предметом художественного изображения), горше которого трудно представить, для Адама неприемлем. И Адам отвечает:
"Ты совершенен Сам в Себе, и нет
В Тебе изъяна. Человек не так
Устроен; совершенствуется он
Лишь постепенно, ищет посему
Подобного себе..."
Сатане удается соблазнить людей именно потому, что он лучше понимает их. Иногда он принимает облик Ангела, блистая красотой. Бог для него - тиран, которого воспевают, раболепствуя, подобострастные ангелы, достойные лишь его презрения. Он горд подобно Прометею, но у него нет благородства последнего, Сатана оскорблен в своем личном достоинстве, и, тем не менее, его наблюдения точны и умны, он умело пользуется неопределенностью замыслов Бога, отчего бунт его выглядит привлекательным. "Я прикоснулся, я вкусил - и жив". Иными словами, Сатана у Мильтона более человечен. Именно ему оказывается доступным чувство, которого не знает суровый пуританский бог Мильтона - жалость.
Сатана и его приверженцы связаны узами верности и единодушия. Поэт подчеркивает, что падшие ангелы "и в померкшей славе верны остались Сатане". Иное на небесах, где царствует безжалостная непреложность. Р. М. Самарин человечность Сатаны видит в "его неукротимом бунтарском духе, в его готовности переносить муку и вновь кидаться в роковое соревнование со своим непобедимым, но от этого тем более ненавидимым противником". "Образ Сатаны, - по его мнению, - очеловечен еще и тем, что он показан в изменении, в развитии. Один из ангелов, он становится их вождем только в силу того, что восстает против бога. В битвах со своим противником он обретает свое заманчивое и угрюмое обаяние... Сила Сатаны Мильтона именно в том, что он, при всей своей титаничности, человечен. Его гордыня, его ненависть, его властолюбие, его страстность, его смелость - это черты человеческие, но только во много раз усиленные поэтической фантазией Мильтона" .
В отличие от обрисовки бога Сатана Мильтона портретизирован. Если в "Возвращенном рае" он прежде всего искуситель, и никаких других черт в нем нет, то Сатана в "Потерянном рае" приближается к романтическим образам в своей импозантности, многогранности и двойственности.
По мнению B. Белинского, возвеличение Сатаны над Богом было у Мильтона непреднамеренным, представляя апофеозу восстания против авторитета. Если перечислять положительные стороны Сатаны Мильтона, то нельзя пройти мимо того, что, вдохновленный желанием сокрушить непререкаемый авторитет Бога, Сатана не подавляет своих сподвижников своей властью. В лагере мятежных ангелов царит своеобразная "демократия", которая проявляется в изображении "совещаний" адских духов. Бог же - это закостеневший в пуританской суровости античный громовержец.
"И все же нельзя сказать, что поэма Мильтона есть полное опровержение религиозного мировоззрения, - читаем у А. Аникста. - Бог является у поэта воплощением определенных моральных принципов, которые были ему дороги. Сатана, при всей своей человечности, страстности и свободолюбии, все же, как он сам говорит, "добру служить не будет никогда". Бог представляется Мильтону абстрактным воплощением принципа добра; образ его, правда, не возбуждает человеческих симпатий, но он символизирует утверждение положительных начал жизни, в отличие от Сатаны, который, по замыслу поэта, должен быть абстрактным воплощением зла. Но в том-то и дело, что между замыслом и его воплощением возникло существенное расхождение. Мильтон вышел за пределы схемы, согласно которой в Боге выражались добрые начала жизни, а в Сатане - зло... Результатом этого явилось противоречие, составляющее существенную черту всего произведения в целом: пуританин Мильтон стоит на стороне Бога, республиканец Мильтон отдает все свои симпатии бунтарю Сатане". До Мильтона такого Сатаны еще не было.
Сложные противоречия, отразившиеся в замысле поэмы, сказались в ее образной системе. Есть противоречие между ее гигантскими, часто хаотическими картинами и стройной ученой композицией в духе традиции эпопеи Возрождения. Образ Сатаны часто переходит в символ, в эмблему, близкую к эмблематике английских «поэтов-метафизиков» и поэтов голландского и немецкого барокко в религиозной лирике.
Наконец, следует остановиться на паре Адам-Ева. У Мильтона Адам согрешает из благородства, дабы не оставить Еву одну, а разделить вместе с ней все тяготы наказания. Если Ева согрешает из любопытства, легкомыслия, незнания, то Адам грешит из любви, зная, на что идет. Этим Мильтон одновременно поднимает значимость его поступка и одновременно суровость Бога, знающего о том, но тем не менее не учитывающего, как бы сейчас сказали, смягчающие вину обстоятельства. Отступает Мильтон от библейского сюжета и в трактовке самой сути наказания. Бог лишает Адама и Еву безмятежности бездумного существования, изгоняя из Эдема в мир тягот и труда и делая Эдем недоступным более для них. Однако смерть, ждущая людей за пределами рая, является неотъемлемым следствием не наказания, а прорыва ангела Смерти из ада в земной мир по пути, с трудом, смелостью и необычайной ловкостью проложенному Сатаной.
Учитывая вышесказанное, можно выделить несколько направлений трансформации Мильтоном библейского сюжета в поэме «Потерянный рай»:
1) трансформация сути противостояния антагонистичной пары Бог-сатана (Бог – за абсолютное подчинение без права на познание; Сатана – за свободу выбора, познание и отстаивание чувства собственного достоинства – гордость);
2) трансформация образов Адама и Евы;
3) трансформация сути и мотивов согрешения первых людей;
4) трансформация образа Сатаны;
5) введение красочных сцен битв между Богом и Сатаной (отсутствующих в Библии), создание своего рода хроники Первого Бунта;
6) изображение ада как сотворенного Сатаной и обустроенного им первоначально голого Места (Сатана изображен как сотворец);
7) введение самостоятельного персонажа Смерти, прорвавшегося на Землю по пути Сатаны (а не данной как наказание Бога);
8) изображение грехопадения как проблемы свободы выбора;
9) введение психологического аспекта (как в образ Сатаны, так и первых людей).
Джон Мильтон. «Потерянный рай»
JOHN MILTON. PARADISE LOST
Of Man"s first disobedience, and the fruit Of that forbidden tree, whose mortal taste Brought death into the World, and all our woe, With loss of Eden, till one greater Man Restore us, and regain the blissful seat, Sing, Heavenly Muse, that on the secret top Of Oreb, or of Sinai, didst inspire That shepherd who first taught the chosen seed In the beginning how the heavens and earth Rose out of Chaos: or, if Sion hill 10 Delight thee more, and Siloa"s brook that flowed Fast by the oracle of God, I thence Invoke thy aid to my adventurous song, That with no middle flight intends to soar Above th" Aonian mount, while it pursues Things unattempted yet in prose or rime. And chiefly Thou, 0 Spirit, that dost prefer Before all temples th" upright heart and pure, Instruct me, for Thou know"st; Thou from the first Wast present, and, with mighty wings outspread, 20 Dove-like sat"st brooding on the vast Abyss, And mad"st it pregnant: what in me is dark Illumine, what is low raise and support; That, to the height of this great argument, I may assert Eternal Providence, And justify the ways of God to men. Say first — for Heaven hides nothing from thy view, Nor the deep tract of Hell — say first what cause Moved our grand Parents, in that happy state, Favoured of Heaven so highly, to fall off 30 From their Creator, and transgress his will For one restraint, lords of the world besides? Who first seduced them to that foul revolt? Th" infernal Serpent; he it was whose guile, Stirred up with envy and revenge, deceived The mother of mankind, what time his pride Had cast him out from Heaven, with all his host Of rebel Angels, by whose aid, aspiring To set himself in glory above his peers, He trusted to have equalled the Most High, 40 If he opposed; and, with ambitious aim Against the throne and monarchy of God, Raised impious war in Heaven and battle proud, With vain attempt. Him th" Almighty Power Hurled headlong flaming from the ethereal sky, With hideous ruin and combustion, down To botomless perdition, there to dwell In adamantine chains and penal fire, Who durst defy th’ Omnipotent to arms. Nine times the space that measures day and night 50 To mortal men, he, with his horrid crew, Lay vanquished, rolling in the fiery gulf, Confounded, though immortal; but his doom Reserved him to more wrath; for now the thought Both of lost happiness and lasting pain Torments him: round he throws his baleful eyes, That witnessed huge affliction and dismay, Mixed with obdurate pride and steadfast hate: At once, as far as Angel"s ken, he views The dismal situation waste and wild; 60 A dungeon horrible, on all sides round, As one great furnace flamed; yet from those flames No light, but rather darkness visible Served only to discover sights of woe, Regions of sorrow, doleful shades, where peace And rest can never dwell, hope never comes That comes to all, but torture without end Still urges, and a fiery deluge, fed With ever-burning sulphur unconsumed. Such place Eternal Justice had prepared 70 For those rebellious; here their prison ordained In utter darkness, and their portion set, As far removed from God and light of Heaven As from the centre thrice to th" utmost pole. Oh, how unlike the place from whence they fell!
Поэма Джона Мильтона «Потерянный рай» входит в программы вузовских курсов истории зарубежной литературы XVII—XVIII веков и истории литературы Англии. Имеющиеся литературоведческие работы об этом произведении на русском языке требуют уточнений и комментариев, главным образом связанных с трактовкой образа Сатаны и постановкой актуальных проблем изучения. Предлагаемые материалы приглашают к наблюдениям за своеобразием проблематики и жанровыми особенностями поэмы.
Основные рубрики ориентируют студента, приступающего к изучению текста поэмы, в ее содержании и проблематике. Для обсуждения предлагаются проблемы, каждая из которых может быть рассмотрена более или менее подробно по усмотрению преподавателя и в связи с теми задачами, которые ставятся на семинаре, а также в связи со склонностями и индивидуальными интересами студентов. Некоторые из предложенных проблем (1,3,6,7) позволяют обобщить знания, полученные в курсах истории зарубежной литературы, рассмотреть творчество Дж. Мильтона в более широком контексте, увидеть его в связи с проблемами, актуальными для современников, показать, как Дж. Мильтон включается в разработку ренессансной проблематики. Все поставленные проблемы ориентированы на работу с текстом поэмы, на поиск ответов в мильтоновских формулировках и способах выражения авторской мысли.
Отдельные вопросы требуют углубленного рассмотрения философско-лингвистических проблем, получивших отражение в тексте поэмы. Одним из самых сложных и интересных в их числе оказывается вопрос о природе Слова — творящего, Божественного и данного разумным созданиям, которое можно использовать по своему усмотрению во благо или во зло. Именно этот аспект обсуждения кажется нам наиболее привлекательным в среде студентов-лингвистов и филологов. И именно его мы расшифровываем, приводя возможный ход разговора.
СЮЖЕТНЫЕ ХОДЫ. КЛЮЧЕВЫЕ МОМЕНТЫ
Книга I. Начало первой книги выполняет роль Предисловия к поэме, в котором определяются ее проблематика и временные границы: там говорится, что в произведении будут рассмотрены события от грехопадения Человека до искупления его вины Христом, принявшим смерть во имя спасения Человечества. На самом деле временные рамки поэмы оказываются сдвинутыми по сравнению с заявленным планом.
Повествование в ней начинается с низвержения с небес восставшего против Бога Сатаны, а далее и эта граница сдвигается к моменту сотворения мира (кн. VII) — вот самое раннее из описываемых событий. Заканчивается действие в поэме изгнанием из Рая Адама и Евы (XII), а самые поздние сведения о жизни на Земле содержатся в рассказе Архангела и едва доходят до Великого потопа. Таким образом, правомочнее было бы предположить, что, во-первых, автор воспринимал «Потерянный рай» и «Возвращенный рай» как дилогию, которой предпослан общий Пролог; во-вторых, что ему было важнее определить в первых строках суть происходящего — от падения до спасения, а не его хронологию.
Стремясь определить, с чего же началось грехопадение, автор обращается к моменту низвержения Сатаны и тому, как, придя в себя после многодневного беспамятства от удара, падшие ангелы проводят совет о том, как им действовать дальше.
Книга II. В ходе совета, который проводит Сатана, вырабатывается новая тактика противостояния Небесам: вести скрытую войну, попытаться разрушить гармонию Божественного замысла, склонив к сомнению и непослушанию новое творение Бога — Человека. С этой целью Сатана начинает свой путь к новому миру. Пробравшись к воротам ада, которые охраняются Смертью (в английском языке «смерть» мужского рода) и Грехом (в английском языке «грех» женского рода), он обещает вызволить обоих, отдав им новый мир, который обещает отыскать. Полет Сатаны начинается с падения в бездну, из которой его выталкивает пролетающая комета; лишь получив этот сильнейший импульс, он справляется с неизмеримым, непреодолимым пространством и, с величайшим напряжением своих огромных крыл, выравнивает свой полет. Приближаясь к Божественному миру, он попадает из мира Хаоса в мир Природы, идея которой у Мильтона сопряжена с гармонией и порядком.
Книга III. Приближение Сатаны к новому миру не оказывается незамеченным Богом, который сообщает Сыну о том, что ему известно о замысле Врага и что Он позволит этот замысел осуществить: Сатане будет позволено проникнуть в мир Человека, совершенство которого следует подвергнуть испытанию. Сразу же известно, что Человек не устоит. Но как бы ни было жаль новое творение, вмешаться в события — значило бы подвергнуть сомнению неукоснительный закон свободы воли. Человеку предстоит пережить грехопадение и стать смертным. Вновь обрести Небо он сможет только при условии, что кто-нибудь добровольно отдаст за него свою жизнь. Бог-Сын не задумываясь предлагает свою жизнь в обмен на спасение Человека и поражает своим величием Отца.
Приближающийся к новому миру Сатана поражен его гармонией. Он размышляет о том, как устроен мир, какую роль в нем играет Солнце, и о том, какой из блещущих шаров назначен Человеку.
Книга IV. Сатана поражен видом Рая на Земле. Красота рождает в нем раскаяние. Но он упорствует в своем высокомерии и нежелании уступать. Второе сильнейшее впечатление на него оказывает вид первых людей. Он сознается себе в том, что готов их полюбить за совершенство, но считает, что его долг как предводителя падших ангелов довести до конца задуманное. Сатана слышит разговор людей у Древа Жизни, растущего рядом с Древом Познания, обдумывает связанный с ним запрет и останавливается в своих планах на том, чтобы разжечь в людях жажду Знания. Первая его попытка воздействовать на Еву через сон, внушив ей смутные думы и досаду, оказывается не доведенной до конца. Его вторжение обнаруживают Ангелы-хранители. Сатанинская попытка склонить их на свою сторону, обвинив в раболепстве перед Богом, встречает решительный отпор: в ответ его обвиняют в раболепстве, соединенном с лицемерием:
And thou, sly hypocrite, who now wouldst seem Patron of liberty, who more than thou Once fawned, and cringed, and servilely adored Heaven"s awful Monarch? Wherefore, but in hope To dispossess him, and thyself to reign? — 957—961.
Книга V. Ева рассказывает Адаму сон, в котором Сатана ей обещал, что она станет богиней, вкусив плод с Древа Познания. Адам рассуждает о роли Воображения в союзе с Разумом и в оппозиции к нему:
In thee can harbour none, Created pure. But know that in the soul Are many lesser faculties, that serve Reason as chief. Among these Fancy next Her office holds; of all external things, Which the five watchful senses represent, She forms imaginations, aery shapes, Which Reason, joining or disjoining, frames All what we affirm or what deny, and call Our knowledge or opinion; then retires Into her private cell when Nature rests. Oft, in her absence, mimic Fancy wakes To imitate her; but, misjoining shapes, Wild work produces oft, and most in dreams, III matching words and deeds long past or late. — 99—113.
К первой чете приходит Архангел Рафаил, чтобы ответить на вопросы Адама об устройстве мира и природе Человека. Он рассказывает об ангельской сущности, о том, что ангелы имеют обоняние, осязание, слух и зрение. Пищу они сжигают, устраняя все ненужное, «претворив / Телесное в бесплотное». Рафаил произносит ключевые слова о природе Человека:
God made thee perfect, not immutable And good he made thee; but to persevere He left it in thy power, ordained thy will By nature free, not over-ruled by fate Inextricable, or strict necessity. — 524—528.
На расспросы Адама о Враге Архангел рассказывает о споре Сатаны с Серафимом Абдиилом о природе Власти и возвышающей, достойной и унижающей подчиненности:
Природа и Господь Один закон гласят: повелевать Достоин Тот, кто подданных превысил Достоинством. Но истинное рабство Служить безумцу или бунтарю, Который на Владыку восстает, Его превосходящего во всем. Пер. Арк. Штейнберга
Сатанинское сомнение в мудрости Божественного закона основано на том, что никто не помнит своего рождения, и сводится к неверию в то, что Ангелы созданы Богом, а не самозародились и не равны ему своей первозданностью (853—871). Книга VI. Единственная книга, написанная по законам классической героической поэмы, описывает сражение небесных ратей с армией Сатаны. Архангел Рафаил рассказывает Адаму о сатанинском замысле создания сверхмощного оружия из частиц вещества, добытого из огненных недр Земли, и его реализации (472—494). О том, как на подмогу Архангелам, чьи силы пришли в смятение под напором нового оружия, пришел Бог-Сын, как была одержана победа и Сатана низвержен с Небес. Так происходит возврат к началу поэмы.
Книга VII. Архангел Рафаил рассказывает Адаму о возникновении замысла сотворения нового мира и его осуществлении после низвержения Сатаны. До того как Бог начнет творить мир Словом, Бог-Сын выполнит общеинженерный замысел:
Вот, прекратя пылающих колес Вращенье, взял он циркуль золотой, — Изделие Господних мастерских, — Чтоб рубежи Вселенной очертить И прочих созидаемых вещей; И, в центре острие установив, Другим концом обвел в кромешной тьме Безбрежной бездны — круг и повелел: — До сей черты отныне, мир, прострись! Твоя окружность и граница— здесь!— 224—231.
Бог Словом творит мир, отделяя Свет от Тьмы (242—248), Твердь от Вод, населяет мир растениями, рыбами и животными. В седьмой день творения вместо Слова звучит музыка (592—599).
Заканчивается книга славословием Всевышнего, в котором одним из наиболее великих его качеств называется способность обращать зло во благо. Книга VIII. Адам рассказывает Архангелу о своих первых впечатлениях от мира, о том, как знание о мире и природе вещей входило в него. Он задается вопросом о сущности Знания. Архангел говорит ему о мудрости устройства мира, о непостижимости Божественного замысла и о бесполезности попыток познать то, что не дано узнать Человеку Богом, о мудрости неведения, умении «не отравлять / Тревожным суемудрием — услад / Блаженной жизни». Бог позволяет лишь догадываться людям об устройстве мира и приоткрывает свои секреты, смеясь над потугами людей разобраться в них:
Все мирозданье предоставил Он Любителям догадок, может быть, Над ними посмеяться возжелав, Над жалким суемудрием мужей Ученых, над бесплодною тщетой Их мнений будущих, когда они Исчислят звезды, создавать начнут Модели умозрительных небес И множество придумывать систем, Одну другой сменяя, им стремясь Правдоподобность мнимую придать. — 72—82.
В разговоре с Богом Адам, наблюдая парность всех существ, спрашивает о своем одиночестве и получает ответ о том, что создан по подобию Божию, а он един. Адам сомневается в справедливости услышанного (но его сомнение находится в пределах веры) и утверждает, что Божественная природа совершенна и самодостаточна, а человеческая ищет подобного себе. Бог творит для него Еву. Адам размышляет о природе земной Любви, ее человечности.
Сатанинское рассуждение об обретении Власти в корне отличается от того, что говорил о природе Власти Серафим Абдиил:
Жаждущий достичь Вершины власти должен быть готов На брюхе пресмыкаться и дойти До крайней низости. Who aspires must down as low As high he soared, obnoxious, first or last, To basest things. — 169—171.
Вживаясь в Змея, Сатана встречает Еву и лживо сообщает ей о том, что вкушал плоды с Древа Познания и не только не умер, но и обрел дар Слова. Ева поддается искушению. Более всего ей хочется стать мудрой. Она собирается скрыть свой поступок от Адама, блаженствовать одна и быть знающей. Но ее существование отравляет мысль о том, что она, вероятно, как это было обещано, стала смертной, может умереть, а для Адама сотворят другую жену. У нее вызревает решение: Адам должен разделить ее участь. Адам сражен признанием Евы, но готов умереть вместе с ней. Земля стонет при грехопадении (782—784).
До грехопадения Адам определяет сущность природы человека и говорит о невозможности проникновения Зла помимо его собственной воли:
The danger lies, yet lies within his power; Against his will he can receive no harm. But God left free the Will; for what obeys Reason is free; and Reason he made right, But bid her well beware, and still erect, Lest, by some fair appearing good surprised, She dictate false, and misinform the Will To do what God expressly hath forbid. — 349—356.
Книга Х. На Небесах печалятся по поводу грехопадения Человека, но скорбь растворяется в глубоком сострадании и не нарушает блаженства. Изменения происходят в человеческой природе:
Love was not in their looks, either to God Or to each other, but apparent guilt, And shame, and perturbation, and despair, Anger, and obstinacy, and hate, and guile. — 111—114.
Бог провозглашает вечную вражду между людьми и змеями. Назначает Адаму добывать хлеб в поте лица, а Еве рожать в муках. Бог-Сын одевает людей в шкуры умерщвленных животных.
Разделенные огромными расстояниями с Сатаной, Грех и Смерть чувствуют, что им пора покинуть Ад и двинуться на Землю, и выстраивают крепчайший мост, соединяющий Ад и Землю. Грех считает, что, отвергнув мир, Творец отдал его во власть Сатаны и теперь ему придется делиться своей властью. Сатана возвращается в Ад, держит речь в тронном зале и ждет рукоплесканий, но вместо этого слышит шипение обратившихся в змей своих соратников.
Бог говорит о том, что должен впустить в мир Смерть, чтобы «всю мерзость вылизать и грязь пожрать» (629—632). С приходом Смерти в мир «зверь восстал / На зверя, птицы кинулись на птиц, / И рыбы ополчились против рыб». По повелению Бога ангелы сдвигают на 20 градусов ось Земли, отчего меняется климат, воцаряются засухи и стужи.
Адам казнится своей участью и упрекает Бога в том, что не просил его о своем создании, и готов молить о превращении в прах. Но он понимает, что ему придется принять теперешние условия жизни, которые он считает безмерно трудными. Он сознает, что не принял бы подобных упреков от собственного сына, так как производил бы его на свет не желанием, а естеством: "Yet him not thy election, / But natural necessity, begot" — 764—765. Адам пытается осознать, что такое небытие и каковы соотношения между Богом и Смертью: если Бог — творец всего сущего, мог ли он произвести на свет Смерть: "lest all I cannot die (...)/ who knows / But I shall die a living death? / Can he make deathless death?" — 783, 787—798. Приходит осознание того, что стать смертным — это не значит перестать существовать в момент грехопадения, а жить с ужасающим чувством конечности собственного бытия: "death be not one stroke, as I supposed, / Bereaving sence, but endless misery." — 809—810.
Ева готова умолять Небеса о том, чтобы наказана была лишь она одна. Она предлагает Адаму не иметь потомства, «прожорливую Смерть перехитря», или покончить с собой без малодушного ожидания Смерти. Но Адам вспоминает: Богом назначено, что потомство Евы размозжит голову Змия, значит, чтобы отомстить Сатане, нельзя отказываться от наследников.
Книга XI. Сердца четы просветляются. Бог-Сын говорит о том, что плоды, выстраданные и рожденные сердцем человека, ценнее плодов на любом из райских деревьев. — 22—30. Бог дает понять, что лишает Человека блаженства не из жестокости, а для того, чтобы врачевать тот изъян, который возник при грехопадении. — 57—71. И Смерть отсрочена для того же: «Много дней / Даровано тебе, дабы ты мог, / Раскаявшись, посредством добрых дел / Исправить зло». — 254—255. При этом Человеку дается совет «Чересчур / Не прилепляться всей душой к вещам, / Которыми не вправе обладать». — 288—289.
Для того чтобы научить Адама быть мудрым в земном бытии, Архангел Михаил являет перед ним картины будущего, жизнь на Земле до Великого Потопа, пороки, которым станет предаваться человечество, множество смертей, которые придется пережить. И рассказывает об искусстве жить. Самое жестокое, что ждет Человека, — необходимость пережить свою молодость, красоту и силу. Жизнь из него будет уходить по капле. Научиться жить — значит уметь не влюбляться в жизнь, но и не ненавидеть ее: "Nor love thy life, nor hate, but what thou liv"st / Live well." — 553—554. Главное — помнить, что он «создан / Для высшей цели, чистой и святой» (to nobler end, / Holy and pure, conformity divine." — 607—608). Архангел показывает Адаму жизнь стана «мастеров и чтителей искусств», которые между тем «пренебрегают / Своим Творцом» и отвергают его дары. Архангел видит их «источник бед / В изнеженности женственной мужчин, / Которым нужно (...) / Врожденное достоинство хранить». — 634, 636. Затем Адаму предстоит увидеть племя воителей, которые совершают «дела великого геройства, но отвергнув правдивые достоинства», и как справедливый акт он воспринимает насыпаемый Богом Великий Потоп.
Книга XII. Архангел Михаил продолжает свой рассказ о земном существовании людей, о сути грехопадения и новых прегрешениях перед Богом. Он говорит о том, как люди задумают штурмовать Небеса, возжелав сравняться с Богом, начнут строить Вавилонскую башню, за что Бог накажет их, смешав языки, послав многоязычье и разноголосье непонятных слов. — 370—379.
Архангел объясняет Адаму, что врачеванье изъянов, порожденных грехопадением, будет болезненным. В ответ на то, что Человек отверг дарованную ему высшую истинную Свободу добровольного служения силам Небес, «Бог / В расплату подчинит его извне / Тиранству самозваных вожаков». Людей «Лишат свободы внешней, вслед за тем, / Когда они утратят, согрешив, / Свободу внутреннюю».
Законы, установленные Богом, лишь высвечивают греховность Человека, но не искореняют грехов и не искупают их. Искупление может принести только праведная кровь, пролитая за грешников. — 284—290. Законы существуют только для земной жизни и готовят к восприятию извечной Истины при переходе от плоти к духу,— 297—299, — когда вся Земля вновь станет Раем, который превзойдет Эдем. — 463—465.
Архангел Михаил и Адам утверждают и восхваляют способность Бога, названную в конце VII книги, преображать Зло в Добро. — 487—489, 565—573. Адам признает высшим благом «Повиновение, любовь и страх / Лишь Богу воздавать (...) только от него / Зависеть». — 561—564. Понимание этого Архангел Михаил объявляет высшим Знанием:
Постигнув это — знаньем овладел Ты полностью и не питай надежд На большее, хотя бы имена Всех звезд узнал и всех эфирных сил, Все тайны бездны, все, что создала Природа, все, что в Небе, на Земле, В морях и воздухе сотворено Всевышним. — 575—581.
И призывает Адама подкрепить это Знание делами и Любовью к ближним — «она — душа / Всего». — 583. Архангел называет качества, с помощью которых Человек, утративший Рай, сможет обрести «иной / Внутри себя, стократ блаженный Рай»:
Only add Deeds to thy knowledge answerable; add faith; Add virtue, patience, temperance; add love, By name to come called Charity, the soul Of all the rest: then wilt thou not be loth To leave this Paradise, but shalt possess A Paradise within thee, happier far. — 581—587.
Ева рассказывает о сне, навеянном ей Богом, дарующем успокоение. — 611—614. Она считает благом покинуть Рай вместе с Адамом: «Остаться же одной — равно / Утере Рая». Адам и Ева «Как странники, (...) рука в руке» покидают Рай: "They, hand in hand, with wandering steps and slow, / Through Eden took their solitary way." — 648—649.
ТЕМАТИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
Концепция Бога в поэме:
Справедливый. IV, 997-1000.
Всемогущий. II, 362-366, III, 372-374, 377.
Всевидящий.
Способный обращать Зло в Добро. VII, XII, 561—573.
Концепция Человека. IV, 287, 321, 360, V, 497, 524-534. IX, 344-356.
Человеческое достоинство. IV, 489—491, 618—619, XII, 69-71.
Свобода воли. XII, 79—95, 561—573. Законы, данные Богом. XII, 284-290, 297-299.
Предназначение женщины. IV, 635—648.
Человеческая красота. IX, 452—465.
Значение сна. IV, 801-817, V, 107-123, XII, 595-596, 611-614.
Значение молитвы. V, 471—490.
Отношение к Власти. VI, 176-186, IX, 168-171, XII, 575-582.
Отношение к Знанию. VII, 103-106, 121-130, VIII, 66-69-80. 100-110, 120-140, 182-187.
Человек осознает себя. VIII, 251—280.
Человек обретает речь. VIII, 271.
Отношение к Любви. I, 567-620, IX, 483-487, X, 111-114, 145, XII, 581-589.
Изменение в природе Человека при грехопадении. IX, 1053-1058.
Изменения во взаимоотношениях полов. X, 898—908.
Природа Смерти.
Приход Смерти в мир. X, 710—715.
Адам о Смерти. X, 783—820.
ПРОБЛЕМЫ ДЛЯ ОБСУЖДЕНИЯ
1. Стремление к универсализму как характерная тенденция английского поэтического мировидения XVII века.
Описание Вселенной в поэме. III, 418, 541, V, 620—627..
Представление о пространстве, способном творить новые миры. I, 650.
Описание Земли как космического объекта (IV, 591, IX, 99—118), реагирующего на изменение природы человека. IX, 782—784. Изменения после грехопадения. X, 668—675, 710—712.
3. Поэма как синтетический жанр, соединяющий черты драмы, лирики и эпоса.
Основной конфликт произведения:
ДРАМАТИЗМ
Традиции моралите: внешний, вынесенный по отношению к Человеку конфликт Добра и Зла;
Переход от моралите к трагедии: перенесение конфликта внутрь Человека при грехопадении. Зло проникает в Человека. Конфликт Веры и Сомнения; разлад Чувства и Мысли;
. «срединное» положение Знания в отношении к Добру и Злу;
Шекспировские традиции в использовании риторических приемов в монологах:
Падшие ангелы на совете Сатаны. I, 244—249—264. IX, 680-779;
Монолог Змия, искушающего Еву;
Характеристика персонажей через поступок.
ЭПИЧНОСТЬ
Эпическая принадлежность к роду, желание и обязанность его защищать;
Гиперболизм как показатель эпичности:
Пространственно-временной масштаб повествования;
Титанизм образов. VI, 220.
Внимание к внутреннему состоянию персонажей, миру чувств и эмоций;
Соотнесенность состояний Человека и Природы;
Традиции английской поэзии в лирических отступлениях поэмы;
Грехопадение как переход от пасторали к трагедии (возможность комического выхода: антипасторали как пародийный жанр XVII века).
Сочетание образов христианской и языческой мифологии как показатель признания единства и историчности поиска Истины человечеством.
4. Система сравнений и противопоставлений в поэме. Параллелизм образов.
Природа и Хаос. II, 1051.
Физическая слепота и внутреннее прозрение. IV, 50—60.
Разработка шекспировских парадоксов: внутреннего прозрения ослепленного Глостера и обретения понимания потерявшим рассудок Лиром.
Сомнение и Вера. Сомнение как путь к измене. IX, 1140— 1142.
Творящее Слово Божества— VII, 171—242— и рукотворность созданий человека и Сатаны.
Строительство дворца Сатаны. I, 670—675.
Создание оружия Сатаны. I, 725, VI, 472—491.
Щит Сатаны. II, 282—290.
Сатанинская боязнь небытия — I, 253—263 — и готовность Сына-Бога пожертвовать собой ради спасения Человека.
Сон Евы, внушенный Сатаной — V, — и сон, навеянный Богом- XII, 611-614.
Слово и Музыка. Седьмой день творения.
5. Слово, Имя, Число и Время в поэме.
Творящее Слово. VII, 171—242.
Невыразимое. V, 564-566, 571-576, VII, 113-118.
Кто дает названия вещам:
Имена, стертые для Вечности. VI, 373—385.
Человек. VIII, 349-356.
Неназываемость Божества. VIII, 351.
Миф о Вавилонской башне в поэме. XII, 13—62.
Число. VIII, 36-38.
О парности, единичности и одиночестве. VIII, 364—366, 369-375, 380-391, 419-421-430.
Непередаваемость божественной скорости через Число и Время. X, 90—91.
Связь Времени со Смертью. X, 606.
6. Разработка ренессансной проблематики в поэме:
Проблема разграничения и узнавания Добра и Зла II 624-629;
Обсуждение способов борьбы со Злом. IX, 756—759 IV 846-847;
Опасность Сомнения. Проблема острого ума.
7. Концепция греховности. Лики Зла. Совет Сатаны.
КОНЦЕПЦИЯ СЛОВА В ПОЭМЕ. КТО ДАЕТ ИМЕНА ВЕЩАМ
Слово в поэме становится самостоятельным персонажем. Принадлежа Богу, оно, как и Свет, является его атрибутом. В VII книге Архангел Рафаил рассказывает Адаму о том, как Бог Словом творил мир, одновременно давая имена важнейшим вещам и явлениям:
"Let there be light!" said God; and forthwith light Ethereal, first of things, quintessence pure, Sprung from the deep, and from her native East To journey through the aery gloom began, Sphered in a radiant cloud — for yet the Sun Was not; she in a cloudy tabernacle Sojourned the while. God saw the light was good; And light from darkness by the hemisphere Divided: light the Day, and darkness Night, He named. - VII, 243-252.
Таким образом, оказывается, что Божественное творящее Слово качественно отличается от имени, дающегося вещи, — того слова, которое даруется Богом разумным существам и в том числе Человеку. Архангел объясняет Адаму словами, как создавался мир, но его слова в отличие от Божественного Слова не творят, а лишь описывают сотворение. При этом Архангел признает, что словом, данным Человеку и понятным Человеку, невозможно описать ту мощь, которой обладает Божественное Слово, ту связь, которая существует между Словом Творца и называемым им предметом или явлением. Ни числом, ни словом нельзя описать ту скорость, с которой Слово обращается в предмет или явление:
The swiftness of those circles attribute, Though numberless, to his omnipotence, That to corporeal substances could add Speed almost spiritual. — VIII, 107—110.
Об этой же внезапности (sudden apprehension — VIII, 354) говорит Адам, рассказывая о том, как в него входило понимание вещей при знакомстве с миром. И так же, как Архангел, Адам утверждает, что не все Божественное может быть выражено словом: Адаму дано ощущать счастье бытия, но не дано выразить свое состояние в слове (I... feel that I am happier than I know. — VIII, 282). Та же трудность возникает, когда Архангелу нужно рассказать по просьбе Адама о битве Небес с полчищами Сатаны:
How shall I relate To human sence th" invisible exploits Of warring Spirits? — V, 564—566.
Мильтон заставляет Архангела найти выход в сравнениях — поэтическом приеме, активно разрабатывавшемся поэзией средневековья и Возрождения. И использовать при этом знакомое и отработанное обоснование:
What surmounts the reach Of human sense I shall delineate so, By likening spiritual to corporal forms, As may express them best — though what if Earth Be but the shadow of Heaven, and things therein Each to other like, more than on Earth is thought? — V, 571—576.
Разделение Слова на Божественное и Человеческое, видимо, служило воплощению общего замысла Творца, который умышленно отделил Небесное от Земного для того, чтобы, по словам Рафаила, не искушать Человека и пресекать его самонадеянность в стремлении к пониманию того, что им не может быть осознанно:
God, to remove his ways from human sense, Placed Heaven from Earth so far, that earthly sight, If it presume, might err in things too high, And no advantage gain.— VIII, 119—122.
Архангел говорит Адаму о том, что мудрость состоит в том, чтобы «Не отравлять / Тревожным суесловием услад / Блаженной жизни, от которой Бог / Заботы и волненья удалил, / Им повелев не приближаться к нам, / Доколе сами их не привлечем / Мечтаньями пустыми и тщетой / Излишних знаний». «Суетная мысль, / Неукрощенное воображенье» (VIII), — вот что мешает Человеку быть счастливым. Рафаил пытается научить Человека правильному обращению со словом. И основой его поучения становится совет не ставить перед собой ненужных вопросов. Придя с поручением ответить на вопросы Адама, некоторые сведения о строении мира Архангел передает в вопросительной форме, как догадку, которую стоит осмыслить, додумать:
What if the Sun Be centre to the World, and other stars, By his attractive virtue and their own Incited, dance about him various rounds? — VIII, 122—125.
Архангел пользуется человеческим словом, не творящим, а описывающим. И делает он это мастерски: движение, динамику, цвет, запах обретают в его рассказе творимые Создателем предметы. Его умение рассказывать о виденном, насыщенность рассказа Архангела деталями, с одной стороны, делают очевидным, что он присутствовал при Творении Мира, все происходило на его глазах, с другой, сближая позиции Адама-слушателя и читателей поэмы, позволяет им в подробностях представить процесс создания Земли. Живописность рассказа Архангела Божественна — он не играет Словом, но стремится быть точным.
Творец не только одаривает Человека словом, но и доверяет ему право давать названия вещам. Адам рассказывает о своих первых ощущениях и впечатлениях о мире, о потребности говорить и ее обретении:
То speak I tride, and forthwith spake; My tongue obeyed, and readily could name Whater"er I saw. — VIII, 271—273.
Вместе с называнием, утверждается в рассказе Адама, приходило и понимание сути вещей, дающееся Богом:
I named them as they passed, and understood Their nature; with such knowledge God endued My sudden apprehension. — VIII, 352—354.
Адаму не удается назвать лишь Творца, поскольку ни одно из приходящих к нему имен не объемлет всей его сути, не вмещает его полностью. И Адам обращается к Создателю с вопросом о том, как следует его именовать:
"О, by what name — for thou above all these, Above mankind, or aught than mankind higher, Surpasses! far my naming — how may I Adore thee. Author of this Universe..." — VIII, 357—360.
Знание имен вещей не всегда является гарантией знания сути, постижения истины. Вспомним о том, что Архангел Михаил считал более важным понимание Человеком необходимости добровольной подчиненности Божественному началу, чем умение называть по именам звезды и миры:
This having learned, thou hast attained the sum Of wisdom; hope no higher, though all the stars Thou knew"st by name, and all th" ethereal powers, All secrets of the deep, all Nature"s works, Or works of God in heaven... — XII, 575—579.
Но порой имя приоткрывает суть явления, дарует понимание истины. Так, рассказывая о том, как Адам должен стремиться к искуплению и выстраивать Рай в своей душе, Архангел Михаил объявляет, что сделать это можно с помощью Любви, но той, что зовется милосердием, Любовью к ближнему: "add love, / By name to come called Charity." — XII, 583—584. Это не любовь к себе, не любовь к женщине и не любовь к жизни, а скорее, любовь к своим обязанностям — способности помогать, облегчать жизнь близких и радовать их. На слух Charity созвучно слову Cherubim (херувим — евр. Kerubim — ангел-страж). Стать стражем жизни, ангелом-хранителем своих близких— участь, достойная Человека, — вот о чем говорит суть слова, не равного слову Love, у которого есть свой круг употребления. Слово созвучно и с греч. хариты, значение корня слова то же — «милость», «доброта». Так называли благодетельных богинь, дочерей Зевса.
МОЖНО ЛИ ИГРАТЬ СЛОВОМ
Судьба Слова в поэме драматична. То слово, которым одарены Творцом разумные существа, принадлежит ангелам, в том числе и падшим.
Говорящий Сатана — особо драматичная фигура, принципиально отличающаяся от дантевского Люцифера, страшного, но бессловесного. Люцифер у Данте лишен Божественного атрибута — слова, хотя в изображенном им аде возможен Свет и огни, которые отсутствуют в мильтоновском царстве Тьмы. Когда падшим ангелам удается осветить дворец Сатаны, они разжигают искусственные огни — чадящие и зловонные, не имеющие отношения к Божественному Свету. Но все падшие ангелы наделены даром слова, и вся глубина их падения выражена в слове, в решимости играть им, обращая его во зло. Именно игра словом составляет суть трагедии падения, и, именно играя словом, падшие ангелы утверждаются в грехе, оправдывая себя в своих собственных глазах.
Мастерство автора поэмы в воссоздании ложного величия отлученных от Высшей Гармонии падших ангелов было столь высоко, игра словом выступающих на совете Сатаны столь искусной, что обмануло английских романтиков, которые посчитали, что Мильтон выступил сторонником Сатаны, воспев, а не осудив его.
Речи Архангела Рафаила, живописующего Сотворение Мира, и падших ангелов, ищущих правоту в своем злодеянии. становятся иллюстрацией ренессансного спора о природе красноречия: призвано ли искусство слова прояснять мысль, делать ее яркой и доказательной, или оно лишь уводит от сути, затемняя истину. Спор заканчивался утверждением того, что красноречие не может быть ни дурным ни благостным само по себе, но служит дурным или благим целям и людям.
Мильтоном оказывается решенной и более сложная задача. Ему удается выявить и продемонстрировать особые свойства Слова:
1. Оставаясь по своей природе Божественным, Слово не может лгать. Используемое для Лжи Слово проговаривается Правдой. Словом нельзя обмануть разумное существо помимо его собственной воли, его собственного желания быть обманутым. Пушкински легкое «Я сам обманываться рад» в поэме Мильтона оборачивается угрюмым настаиванием Сатаны на своей Лжи, трагически отчаянной попыткой Молоха не лгать самому себе и прямо ответить на вопрос, что значит небытие, которое может стать реальной угрозой для повторно штурмующих Небеса бессмертных; изобретательной гибкостью риторики Маммона, стремящегося «вред / На пользу обернуть». — I, 249—264; кокетливым безрассудством Евы, которое выразилось в ее желании попробовать Ложь на вкус.
Обратимся к монологу Маммона на совете Сатаны. — I, 229—283. Аргумент за аргументом он находит и пускает в ход для того, чтобы оправдать свою трусливую позицию: не стоит воевать с непобедимым противником. Он находит красивый ход, позволяющий сохранить достоинство: не нужно штурмовать Небеса, нужно выстраивать новую мирную жизнь и черпать благо в самих себе:
Let us not then pursue, By force impossible, by leave obtained Unacceptable, though in Heaven, our state Of splendid vassalage; but rather seek Our own good from ourselves... — II, 249—253.
Высокая, достойная позиция? Но Слово начинает его вести за собой, и Маммон проговаривается: "and from our own / Live to ourselves." — II, 253—254. И в этой «жизни для себя» прорывается весь трагизм богооставленности, отлученности от высшей гармонии, доказательством которой станет монументальный, великолепный, но лишенный красоты (как начала Божественного), возведенный падшими ангелами дворец Сатаны. Позиция, которую сформулирует Маммон, — «жить для себя» — противоречит установке эпической поэмы на принадлежность к роду и желание его защищать, она опасна даже в стане Сатаны, который становится самостоятельным кланом, требующим единения. Эта установка окажется противопоставленной и той, которую Архангел Михаил посоветует взращивать в душе Адаму, той самой Charity — милосердию, способности жить для другого, одновременно чувствуя и помня, что твое существование исполнено высшего смысла: посвящено обретению утраченной гармонии.
2. Слово может быть использовано во зло. Им можно подтолкнуть к Сомнению, которое собьет с пути Веры. Слово, использованное для Лжи, непременно порождает все новую и новую Ложь. Однажды послужив Лжи, Слово начинает менять концепцию мира и творить новый, ложный мир, в котором меняются все устои и понятия.
Мильтон творит и разрабатывает миф о Божественном Слове и чувствует себя принадлежностью этого мифа. В поэме возникает образ автора — служителя Божественного Слова. Свидетельством тому использование в Прологе поэмы одического мифа о поэтическом восторге. Автор ищет боговдохновленности не в молитве и не в медитации. Он обращается к Небесной Музе и заручается поэтической традицией, осознает свою причастность к ней и тем самым распространяет на любое поэтическое слово такие качества, как истинность и правдивость.
Нечто парадоксальное возникает в тексте поэмы, когда, рассказав с высоким поэтическим мастерством в VI книге о битве Небесных ратей с полчищами Сатаны, в начале IX книги Мильтон заявляет: «Наклонности мне не дано описывать войну» (Not sedulous by nature to indite / Wars. — IX, 27—28). И в этом выражается не неумение взглянуть на свое произведение как на завершенное целое и свести воедино отдельные прописанные части. Так проявилась неукоснительная потребность четко обозначить наиболее важную тему поэмы: не битва в ней главное, не открытое противостояние. Определяя свою поэму как героическую (IX, 20—37), Мильтон отделяет себя и свое творение от традиционных героических поэм, для которых «единственным досель предметом» воспевания были воинские подвиги. Главное для автора суметь сказать о внутреннем величии, заключающемся в способности не лгать самому себе. Таковым обладает Сын Творца, который не задумываясь предлагает свою жизнь в обмен на спасение Человека. За его верой в то, что Отец его не покинет, воскресит, вернет, стоит не изворотливое малодушие, не лукавство, а сила.
Для введения в более широкий литературно-художественный контекст поэмы Дж. Мильтона и выявления ее своеобразия в разработке избранной автором проблематики разговор может быть продолжен, круг проблем расширен и углублен. Для рассмотрения может быть предложен любой из вопросов, сформулированных как дополнительные.
Вопросы компаративного плана призваны оттенить как жанровое своеобразие поэмы, так и особенности конкретно-исторического момента ее создания. Отличия концепций греховности Данте и Мильтона позволяют судить о том, какие изменения произошли в общественном сознании в отношении общечеловеческих проблем и ценностей, и о том, что отличает взгляд на человека XVII века от взгляда средневекового.
Сопоставление позволяет почувствовать то, что две точки зрения требуют различных художественных средств для своего воплощения. Сопоставительный анализ может быть продолжен по пути выявления жанрового своеобразия каждого из произведений, сопоставления своеобразия их проблематики и средств художественной выразительности.
Мечтал создать эпическую поэму, которая прославила бы английский народ. Первоначально он думал написать религиозное эпическое произведение. Самый замысел поэмы был тесно связан с пуританским религиозным искусством.
В 1630-х годах план эпического полотна, задуманного Мильтоном, изменился. В этом нашло свое отражение идейное развитие поэта: замысел принял более конкретный национальный характер. Мильтон хотел создать «Артуриаду» – эпопею, которая возрождала бы сюжеты романов «Круглого стола», воспевала бы подвиги легендарного короля Артура – вождя британских племен в их борьбе против англо-саксонского нашествия .
Однако ни в 1630-х, ни в 1640-х годах Джон Мильтон не смог приступить к осуществлению замысла эпической поэмы. Только опыт 1650 – 1660-х годов помог ему создать (1658-1667) поэму «Потерянный рай », о которой он думал в течение долгих лет.
Джон Мильтон. Портрет ок. 1629
Анализируемая здесь поэма «Потерянный рай» состоит из 12 песен (Мильтон называет их книгами), в ней около 11 тысяч стихов. Написана она так называемым «белым стихом», близким к русскому пятистопному ямбу.
В 1660-х годах, после окончания английской революции и реставрации Стюартов , Мильтон хотел всем замыслом своей поэмы призвать не к восстанию против реакции, а к собиранию духовных сил, нравственному, моральному совершенствованию.
Русский критик Белинский назвал поэму Джона Мильтона «апофеозой восстания против авторитета», подчеркнув, что революционный пафос поэмы ярче всего выражен в образе Сатаны . В этом и заключалось противоречие поэмы: мятежник и гордец Сатана, побежденный, но продолжающий мстить богу, должен был стать отталкивающим персонажем, должен был вызывать осуждение читателя, а он, несомненно, оказался самым сильным образом поэмы. Мильтон хотел опоэтизировать идею нравственного совершенствования, но «Потерянный рай» воспринимался как призыв мужаться и продолжать борьбу.
Поэме Мильтона присуще и своеобразное чувство историзма. Мильтон показывает, что люди, выйдя из рая и лишившись тех идиллических счастливых условий, в которых они жили до «грехопадения», вступили в новый, высший период своего развития. Беспечные обитатели «божьего сада» стали мыслящими, работающими, развивающимися людьми.
Мильтон "Потерянный рай". Сатана спускается на землю. Художник Г. Доре
Анализ показывает, что «Потерянный рай» – прежде всего поэма борьбы. Недаром Мильтон в начале девятой книги уверенно говорит, что избрал сюжет более значительный и героический, чем любой из его предшественников, обращавшихся к жанру эпопеи. Действительно, «Потерянный рай» – героический эпос, созданный поэтом, который, хотя и не участвовал лично в войнах своего времени, сумел показать грозную стихию войны, ее страшный и кровавый труд, а не только парадные схватки героев, воспел отвагу и доблесть своих современников.
Эпические черты «Потерянного рая» заключаются не только в пространном описании вооружения и одежды борющихся сторон, но и в известном гиперболизме (это касается особенно Сатаны), и в параллелизме (бог, его пэры, его войско – и Сатана, его пэры, его войско), и в том, как трижды Сатана начинает говорить, обращаясь к войску, и трижды смолкает.
В «Потерянном рае» эпична и система сравнений. Характеризуя своих героев, Джон Мильтон не раз прибегает к развернутым эпическим сравнениям, которые широко использованы в поэмах Гомера и Вергилия . Так, во второй книге поэмы Сатана сравнивается с флотом, грифоном, кораблем Арго , Улиссом (Одиссеем), опять с кораблем.
Но не одни гигантские батальные сцены увлекали Мильтона. При всей своей эффективности они были только гениальными вариантами уже существовавших батальных сцен, известных по другим эпопеям. Доведя «Потерянный рай» до решительной схватки «добра и зла» в девятой книге, Мильтон отказался от эпической батальной поэтики и показал эту схватку не в виде нового космического побоища, а в диалогах и монологах людей. Поле боя – залитые солнцем луга Эдема, и его оглашают не трубы серафимов, не грохот несущихся колесниц, а птичий щебет.
Переходя от космических масштабов к описанию психологии человека, делая анализ душевного мира героев основным объектом изображения, Джон Мильтон выводил «Потерянный рай» из русла эпопеи. До сих пор, как и полагается в эпосе, события все же преобладали над персонажами. Но в девятой книге многое меняется. Эпическая предыстория (ибо все-таки повесть Рафаила о Сатане – только предыстория) уступает место острому драматическому конфликту, в ходе которого изменяется самая сущность человека. Герою эпопей XVI – XVII веков не свойственно изменяться. Это целостный, законченный образ, выражение устоявшейся социальной традиции. Но Мильтон стремится как раз к тому, чтобы показать, как изменились герои поэмы в результате происходящих событий. Адам и Ева, изгнанные из рая, поднимаются на новую, высшую ступень человечности.
В девятой и частично десятой книге «Потерянного рая» драматический элемент преобладает над эпическим. Перерождение идиллического человека в трагического героя, выход из пасторали к суровой действительности (а это и есть главная тема эпопеи Мильтона) происходит именно здесь. При этом Мильтон особое внимание уделяет описанию переживаний Адама и Евы в момент острого кризиса.
Тесно связаны с драматическим началом «Потерянного рая» речевые характеристики персонажей. Наличие таких характеристик делает портретное мастерство Мильтона еще более своеобразным.
Говоря об ораторских способностях Сатаны, Джон Мильтон обвиняет его в лживой софистичности речей. Об этом свидетельствуют не только великолепные политические филиппики Сатаны, целеустремленные и зажигающие, но и его беседа с Евой; речь искусителя облечена в безукоризненную светскую форму. Сатана всячески подчеркивает свое преклонение перед Евой – женщиной, «дамой». Он окружает Еву мистической эротикой, называет ее «повелительницей», «небом нежности», «богиней среди богов», «дамой превыше всех».
Известным противопоставлением ораторски и литературно организованной речи Сатаны является в «Потерянном рае» речь Адама – сравнительно бедная по словарю, но лаконичная и выразительная. В ней Мильтон пытается проанализировать душевный мир того искреннего и еще неискушенного существа, каким является его человек до «грехопадения».
Но особая выразительность речевого портрета Сатаны еще раз доказывает, что, несмотря на замысел Мильтона, именно Сатана явился наиболее поэтическим персонажем поэмы, дал автору материал для создания подлинно значительного художественного образа.
В «Потерянном рае» борются не только люди. Постоянно сталкиваются друг с другом и силы природы.
При анализе поэмы сразу бросается в глаза, что её поэмы и природа тесно связаны между собой. Герои все время остро ощущают природу: так, например, Сатана мучается в адском пламени и становится еще мрачнее среди унылых просторов и гор преисподней. Напрягая все свои силы, преодолевает он космические пространства хаоса, чтобы победить природу, и смягчается при виде Эдема, прелесть которого постоянно восхваляют первые люди.
Природа в «Потерянном рае» Мильтона – не просто фон, на котором действуют герои; она изменяется вместе с настроениями и чувствами персонажей поэмы. Так, соответственно хаосу страстей, кипящих в душе Сатаны, раскрывается мир хаоса, преодолеваемый им по пути к Эдему. На смену пасторальной гармонии, окружающей людей еще безгрешных, приходит трагическая картина смуты и разрушения, врывающихся в мир вслед за «падением» первых людей, – это космическая параллель к плачевной и унизительной распре между Адамом и Евой, упрекающими друг друга.
Насколько многообразны и конкретны в «Потерянном рае» мрачные пейзажи ада и фантастические кущи рая, настолько бесцветны декорации неба, на фоне которых движутся пуританские абстракции бога и его сына. Никакие астрономические и космогонические ухищрения не помогли Джону Мильтону сделать эти декорации величественными. Их искусственность становится особо ощутимой рядом с живописной мрачностью ада и пышным изобилием Эдема.
Наряду с элементами эпоса и драмы в «Потерянном рае» большую роль играют авторские отступления. В них выражается личность поэта, участника жестоких классовых боев; они расчленяют поток эпических описаний, подчеркивая идейное значение определенных частей поэмы в развитии общего замысла.
Мировоззрение поэта формировалось в огне революционной борьбы. Революционная эпоха обусловила и особенности его эпоса: пеструю стилистику, тяготеющую к синтезу жанров. Однако попытки Мильтона создать новый синтетический жанр не увенчались полным успехом.
Религиозное и историческое содержание «Потерянного рая» находится в непримиримом противоречии. Это сказывается в резком различии между образами, опирающимися на реальность, и образами аллегорическими, выражающими религиозно-этическую идею. Последние близки к сложным аллегориям, характерным для аналитической прозы Джона Мильтона.
Заботясь о том, чтобы отвлеченное понятие материализовалось как можно более зримо и реально, Мильтон громоздил сравнение в «Потерянном рае» на сравнение.
Так, например, он счел недостаточно выразительным сравнение разгромленных ратей Сатаны, падающих с неба, с листьями, сорванными осенним ветром, и усилил его сравнением с египетскими полчищами, погибшими в Красном море. Сам Сатана – и комета, и грозовая туча, и волк, и вор. Тот же Сатана, достигнув Эдема и радуясь концу путешествия, делает несколько веселых вольтов, прежде чем опуститься, – кувыркается перед совершением злодеяния! Одно из его внезапных волшебных перевоплощений уподобляется взрыву порохового склада.
Библия стала вдохновением для многих гениев. Переосмыслению ее сюжетов посвящено много произведений. Одним из наиболее известных из них является поэма Мильтона "Потерянный рай". Давайте же узнаем больше об этой поэме и ее авторе, а также рассмотрим ее краткое содержание и проблематику.
Кто такой Джон Мильтон, и чем он известен
Это имя принадлежит известному британскому поэту и политическому деятелю XVII в.
Родился этот человек в семье лондонского нотариуса Джона Мильтона-старшего в 1608 году. Он был довольно успешен в профессии, поэтому обладал достаточными средствами, чтобы дать чаду отличное образование в Кембриджском университете.
Родительских денег было достаточно, чтобы содержать неработающего Мильтона. Поэтому после получения диплома поэт праздно провел почти 6 лет в родительском имении, развлекая себя чтением книг и занимаясь самообразованием. Этот период жизни Мильтон впоследствии считал самым счастливым.
В 1637 г. Джон Мильтон на год уехал путешествовать по Европе. В это время он жил преимущественно в Италии и Франции, где ему посчастливилось познакомиться со многими выдающимися умами того времени.
В 1638 г. писатель вернулся на родину и стал жить в Лондоне. Хотя его по-прежнему содержал отец, Мильтон наконец-то нашел себе занятие - он стал домашним учителем. Поначалу Джон обучал своих племянников, а позже давал частные уроки и детям из других состоятельных семейств.
Активная политическая и литературная деятельность
Времена Мильтона - это далеко не самый спокойный период в истории Великобритании. Недалекость политики Карла І привела к началу Епископских войн, которые переросли в Английскую революцию XVII в.
Эти события не оставили Мильтона равнодушным. Как ярый антироялист, он сочинял искрометные памфлеты, в которых критиковал монархию и защищал гражданские права и свободы, а также выступал против цензуры.
После казни короля и установления парламентской системы правления Джон сумел получить место правительственного секретаря для латинской корреспонденции.
За годы работы на этой должности Джон-младший сочинил десятки памфлетов, а также свел знакомство со многими великими британскими литераторами того времени.
В это время он трижды женился, но так и не смог обрести счастья в семейной жизни. Биографы полагают, что одной из причин этого были финансовые трудности. Ведь практически всю жизнь Мильтона содержал отец, однако в 1647 г. он скончался, и писателю пришлось самому обеспечивать себя, жен и детей. Ранее не утруждавший себя подобными заботами поэт теперь вынужден был печься не только о своих интеллектуальных потребностях, но и искать различные способы заработка.
В 1652 г. писатель утратил зрение и вплоть до своей смерти в 1674 г. прожил в кромешной тьме. В таком состоянии он уже не мог занимать должность в парламенте, а с восстановлением монархии (пусть и частичной) Мильтон был лишен льгот. Этот период жизни он считал худшим. Но с точки зрения его наследия данный этап является самым продуктивным. Ведь уже будучи слепым, Джон-младший написал свое величайшее произведение - поэму "Потерянный рай".
Джон Мильтон вложил в эту книгу все свои знания, наблюдения и создал поистине шедевр, на который ровнялись не только его современники, но и потомки, такие, например, как
Поэма Paradise Lost ("Потерянный рай")
Что же особенного было в этом произведении? Помимо прекрасной поэзии, использования красочных метафор и сравнений, автор сумел освежить библейскую историю о грехопадении Адама и Евы.
В "Потерянном рае" Джон Мильтон превратил приевшуюся за несколько веков историю о сотворении человека и его изгнании из рая в захватывающий экшн. Здесь было все: и любовная история Адама, и философские размышление о жизни, вере и своем предназначении, и описание войны ангелов с демонами.
По сегодняшним меркам Paradise Lost не кажется ничем особо выдающимся. Но сразу после публикации в 1667 г. у читателей Мильтона "Потерянный рай" отзывы вызвал самые восторженные. Уставшие от однообразных подражаний Гомеру и Данте, они были просто влюблены в новую поэму.
В скором времени Paradise Lost стали переводить на другие языки и издавать за пределами Англии.
Сиквел "Потерянного рая" - "Возвращенный рай"
Успех Paradise Lost помог Мильтону улучшить материальное положение и вернуть былую славу. На этой волне поэт пишет продолжение и в 1671 году публикует Paradise Regained ("Возвращенный рай").
Эта книга в художественном плане уступала Paradise Lost. Она не только была короче в 3 раза, но и представляла собой морализаторский трактат, поэтому для многих была откровенно скучной.
Предыстория написания Paradise Lost
Идея создания о грехопадении впервые появилась у Джона Мильтона еще во времена революционных событий в 1639 г. В те годы он сделал первые наброски и очертил круг тем, которые могли стать сюжетной основой.
Однако работа в парламенте, женитьба и прочие заботы, помешали автору осуществить задуманное.
Лишь утратив зрение и надежду, Мильтон решился взяться за перо. Конечно в переносном смысле, поскольку самостоятельно писать он не мог, и тексты поэмы надиктовывал своим дочерям и близким друзьям.
В связи с этим некоторые биографы иногда ставят под сомнение авторство Мильтона, выдвигая теории, что сочинить столь смелое произведение могла одна из дочерей поэта. А отец только редактировал ее сочинение и дал свое имя как более узнаваемое. Также, возможно, имела место совместная работа с одним из неизвестных молодых талантов.
В пользу этих теорий свидетельствует то, что на протяжении 60 лет жизни писатель почему-то не интересовался жанром эпической поэмы, а более был известен как автор трактатов и стихотворений.
Однако правду мы все равно уже не сможет узнать, так что остается только восхищаться "Потерянным раем" и гением его создателя, кто бы он ни был на самом деле.
Структура
Книга Джона Мильтона "Потерянный рай" написана белым стихом и состоит из 12 частей. Изначально их было лишь 10.
В более поздних редакциях (начиная с 1647 г.) ее сюжет был доработан и перераспределен на 12 глав.
В таком виде книга сохранилась и до наших дней.
Главные герои
Прежде чем рассмотреть краткое содержание "Потерянного рая" Мильтона, стоит узнать о действующих лицах произведения.
Одним из самых обсуждаем героев "Потерянного рая" Мильтона является Сатана. Вопреки библейскому оригиналу, этот персонаж наделен человеческими качествами. При этом он невероятно могуществен, умен и тщеславен. Желая власти и самоутверждения, Сатана восстает против Бога. Несмотря на поражение, он не сдается и решает мстить исподтишка, совратив Адама и Еву. Однако месть не приносит ему полноценного удовлетворения.
Принято считать, что прообразом мильтоновского Сатаны-бунтаря стал "Прометей" Эсхила. Также некоторые литературоведы полагают, что в персонаже Владыки ада, поэт собрал основные черты своих друзей-революционеров, которые в свое время свергли Карла, но так и не смогли удержать власть. А описанные взаимоотношения между Сатаной и его демонами - это завуалированное описание рабочих будней Парламента.
Образ Господа в Paradise Lost - это воплощение веры во Всемогущего Бога-Отца. Он видит замыслы Дьявола, но допускает их, сознавая, что в финале все они принесут благо. Некоторые исследователи соотносят этого персонажа с воплощением идеального правителя и полагают, что создавая такого персонажа, Мильтон делал "реверанс" восстановленной монархии.
Адам и Ева - герои, являющиеся чем-то средним между абсолютным Добром и мятежным Злом. В "Потерянном рае" они не являются безвольными игрушками, а обладают правом выбора. Причем в отличие от Библии, этим героям не только запрещают есть плоды Древа Познания, но предупреждают о происках Сатаны. Из-за этого их грехопадение выглядит как сознательное решение. Причем главной виновницей автор изображает именно Еву. Эта героиня показана как более слабая физически и интеллектуально. Но при этом она оказывается хитрее и умудряется манипулировать Адамом.
В то же время ее супруг слишком идеализирован. Он не только умен и благороден, но и любознателен. Несмотря на свободу воли, Адам очень послушен и не склонен бунтовать. Мятежницей в их браке является как раз Ева. Лишь с обретением знаний (после грехопадения) эти герои вкушают истинное блаженство, правда, после этого их ждет горькое раскаяние.
Довольно интересен в поэме образ Сына Божьего. Он изображен не просто благородным, добровольно пожертвовавшим собою ради спасения человечества, но и отличным лидером, смелым полководцем (который помог ангелам одержать победу над демонами). Есть мнение, что в этом герое Мильтон изобразил черты идеального правителя.
Помимо перечисленных персонажей, в книге активную роль играют ангелы Рафаил и Михаил. Они являются наставниками человеческой четы. Их образы немного скучноваты, поскольку приторно идеальны и не вызывают особого сочувствия или восхищения.
В начале поэмы действие происходит в аду. Здесь павшие демоны высказывают свои жалобы Сатане. Чтобы как-то отвлечь их от печальных мыслей, Властитель ада устраивает смотр войск. При этом он сам хотя и гордится своей властью, но не знает, что дальше делать.
На совете адских старшин рассматриваются разные варианты: заняться обустройством Преисподней или опять поднять бунт против Небес.
Сатана выбирает другую тактику. Узнав о сотворении Нового мира и человека, он решает соблазнить людей и таким образом отомстить Творцу.
С помощью хитрости Дьявол проникает в рай. Здесь он приятно удивлен красотой этого места. Однако вскоре ангелы обнаруживают его и выдворяют прочь.
Осознавая, что цель Нечистого - совратить людей, Господь посылает Рафаила предостеречь Адама и Еву. Архангел рассказывает Адаму историю войны с демонами и сотворения мира Сыном Божьим. Также он призывает человека держаться заповедей Господа.
Тем временем Сатана насылает на Еву сон-соблазн. Находясь под впечатлением, женщина рассказывает о нем мужу.
В дальнейшем Дьявол проникает в рай в виде тумана и вселяется в змея. Ловко манипулируя женщиной, ему удается убедить ее съесть запретный плод. Вкус запретного фрукта так нравится Еве, что она уговаривает вкусить его и мужа. Адам, хотя и понимает, что поступает плохо, слишком любит жену, не желает разлучаться с ней и соглашается.
Отведав плод, люди испытывают плотские желания и удовлетворяют их. Однако когда страсть остывает, на них находит прозрение и раскаяние.
Господь узнал о плане Сатаны задолго до того, как тот проник в рай. Но когда Христос вызвался стать искупительной жертвой, Он посмотрел в будущее и понял, что финал будет благополучным. По этой причине Бог разрешил негодяю осуществить задуманное.
После грехопадения Он приказывает ангелам вывести согрешивших из рая. Видя их раскаяние, архангел Михаил показывает Адаму будущее вплоть до прихода Христа на Землю и уничтожения Сатаны и его демонов. Люди покидают рай, но их сердца полны надеждой.
Анализ поэмы
Рассмотрев краткое содержание "Потерянного рая" Мильтона, стоит проанализировать произведение.
Несмотря на строгое следование библейскому канону, поэт сумел в своей книге описать жизнь и проблемы, волнующие современное общество.
Большинство литературоведов солидарны в том, что в описании взаимоотношений жителей ада автор изобразил причины, приведшие к падению его партии антироялистов и восстановлению монархии в Англии.
Однако есть и те, кто полагает, что изобразив жизнь демонов в аду, поэт высмеял основные проблемы власти в современной ему Великобритании. Он завуалировано показал, как правительство вместо обустройства страны поводит показательные смотры, устраивает войны с другими государствами и погрязло в интригах.
В то же время рай изображен как Утопия, управляемая мудрым и заботливым правителем и его верными ангелы.
Среди других проблем, которые показал Мильтон, фигурируют семейные взаимоотношения. Автору удалось пережить двух из трех своих жен. Причем первая из них (Мэри Поуэл, младше писателя на 20 лет) сбежала от супруга к родственникам через месяц после свадьбы. Со временем Джону удалось вернуть Мэри домой, но отношения их так и не наладились.
С другими женами поэт сочетался браком уже будучи слепым, так что они были нужны ему более как сиделки и няньки детям от первого брака.
Именно основываясь на не очень удачном, но богатом опыте семейной жизни, автор и описал брак первых людей. В его трактовке Адам - идеальный отец и супруг. Он безмерно любит жену, а ради спасения будущих детей готов покончить собой.
Ева (в понимании Мильтона) - главный корень всех бед семьи. В общем-то, она показана как неплохая героиня, но слишком похотливая. На подобное сложно смотреть без улыбки. Ведь впервые писатель женился в 34 года, затем в 48 и 55 лет. Причем обе последних жены были младше его на 30 лет. Неудивительно, что писатель считал своих супруг излишне похотливыми, хотя в данном случае это были лишь естественные желания молодых женщин.
Проводя анализ "Потерянного рая" Джона Мильтона, нельзя не упомянуть о вопросе мироустройства. Поэт был одним из образованнейших людей своей эпохи и, конечно же, интересовался строением Вселенной. В то время шли горячие споры о том, какая из систем соответствует действительности: Коперника (гелиоцентричная) или Птолемея (где в центре вселенной находилась Земля). Поскольку ответ еще не был найден, то Мильтон в Paradise Lost оставляет вопрос открытым, хотя и касается его.
Краткое содержание "Возвращенного рая" Мильтона
Рассмотрев краткое содержание "Потерянного рая" Мильтона и проанализировав ее, следует узнать, чему посвящено продолжение поэмы - Paradise Regained.
Эта книга состоит всего из 4 глав. В них красочно описана история искушения Христа Сатаной и Его победа.
В отличие от первой книги, эта более походила на религиозный трактат, которые часто писал в молодости Мильтон. Кстати, именно ее впечатляющая непохожесть на смелость и легкость "Потерянного рая" породила слухи о том, что автором Paradise Lost был кто-то другой.
Избранные цитаты из Paradise Lost
Одной из причин столь ошеломляющей популярности поэмы был не только ее разноплановый сюжет и насыщенные образы, но и красивый слог.
Ниже приведены наиболее известные цитаты из "Потерянного рая" Мильтона:
- "И хоть в аду, Но все же править стоит, ибо лучше Царить в аду, чем быть рабом на небе...". Кстати, эта фраза является вольной интерпретацией знаменитой цитаты Юлия Цезаря: "Лучше быть первым в деревне, чем вторым в городе (Риме).
- "Везде в Аду я буду. Ад - я сам".
- "Может быть, мы почерпнем новые силы в надежде, если нет, нас вдохновит отчаяние".
- "В страданьях ли, в борьбе ли, - горе слабым"
- "О, срам людской! Согласие царит меж бесов проклятых, но человек,- сознаньем обладающая тварь, - чинит раздор с подобными себе".
- "Так зачем желать того, чего нам силой - не достичь, а как подачку - сами не возьмем?"
- "Но везде я вижу один и тот же источник всех человеческих зол - женщины!"
Джон Мильтон
Потерянный рай
КНИГА ПЕРВАЯ
Книга Первая сначала излагает вкратце тему произведения: прослушание Человека, вследствие чего он утратил Рай - обиталище своё; затем указывается причина падения: Змий, вернее - Сатана в облике Змия, восставший против Бога, вовлёк в мятеж бесчисленные легионы Ангелов, но был по Божьему повелению низринут с Небес вместе со всеми полчищами бунтовщиков в Преисподнюю.
Упомянув об этих событиях, поэма незамедлительно переходит к основному действию, представляя Сатану и его Ангелов в Аду. Следует описание Ада, размещающегося отнюдь не в центре Земли (небо и Земля, предположительно, ещё не сотворены, и следовательно, над ними ещё не тяготеет проклятье), но в области тьмы кромешной, точнее - Хаоса. Сатана со своими Ангелами лежит в кипящем озере, уничиженный, поверженный, но вскоре, очнувшись от потрясения, призывает соратника, первого после себя по рангу и достоинству. Они беседуют о несчастном положении своём. Сатана пробуждает все легионы, до сих пор так же находившиеся в оцепенении и беспамятстве. Неисчислимые, они подымаются, строятся в боевые порядки; главные их вожди носят имена идолов, известных впоследствии в Ханаане и соседствующих странах. Сатана обращается к соратникам, утешает их надеждою на отвоевание Небес и сообщает о новом мире и новом роде существ, которые, как гласят старинные пророчества и предания Небесного Царства, должны быть сотворены; Ангелы же, согласно мнению многих древних Отцов, созданы задолго до появления видимых существ.
Дабы обмыслить это пророчество и определить дальнейшие действия, Сатана повелевает собрать общий совет.
Соратники соглашаются с ним. Из бездны мрака возникает Пандемониум - чертог Сатаны. Адские вельможи восседают там и совещаются.
О первом преслушанье, о плоде
Запретном, пагубном, что смерть принёс
И все невзгоды наши в этот мир,
Людей лишил Эдема, до поры,
Когда нас Величайший Человек
Восставил, Рай блаженный нам вернул,-
Пой, Муза горняя! Сойди с вершин
Таинственных Синая иль Хорива,
Где был тобою пастырь вдохновлён,
Начально поучавший свой народ
Возникновенью Неба и Земли
Из Хаоса; когда тебе милей
Сионский холм и Силоамский Ключ,
Глаголов Божьих область, - я зову
Тебя оттуда в помощь; песнь моя
Отважилась взлететь над Геликоном,
К возвышенным предметам устремясь,
Нетронутым ни в прозе, ни в стихах.
Но прежде ты, о Дух Святой! - ты храмам
Предпочитаешь чистые сердца,-
Наставь меня всеведеньем твоим!
Ты, словно голубь, искони парил
Над бездною, плодотворя её;
Исполни светом тьму мою, возвысь
Все бренное во мне, дабы я смог
Решающие доводы найти
И благость Провиденья доказать,
Пути Творца пред тварью оправдав.
Открой сначала, - ибо Ад и Рай
Равно доступны взору Твоему,-
Что побудило первую чету,
В счастливой сени, средь блаженных кущ,
Столь взысканную милостью Небес,
Предавших Мирозданье ей во власть,
Отречься от Творца, Его запрет
Единственный нарушить? - Адский Змий!
Да, это он, завидуя и мстя,
Праматерь нашу лестью соблазнил;
Коварный Враг, низринутый с высот
Гордыней собственною, вместе с войском
Восставших Ангелов, которых он
Возглавил, с чьею помощью Престол
Всевышнего хотел поколебать
И с Господом сравняться, возмутив
Небесные дружины; но борьба
Была напрасной. Всемогущий Бог
Разгневанный стремглав низверг строптивцев,
Объятых пламенем, в бездонный мрак,
На муки в адамантовых цепях
И вечном, наказующем огне,
За их вооружённый, дерзкий бунт.
Девятикратно время истекло,
Что мерой дня и ночи служит смертным,
Покуда в корчах, со своей ордой,
Метался Враг на огненных волнах,
Разбитый, хоть бессмертный. Рок обрёк
Его на казнь горчайшую: на скорбь
О невозвратном счастье и на мысль
О вечных муках. Он теперь обвёл
Угрюмыми зеницами вокруг;
Таились в них и ненависть, и страх,
И гордость, и безмерная тоска...
Мгновенно, что лишь Ангелам дано,
Он оглядел пустынную страну,
Тюрьму, где, как в печи, пылал огонь,
Но не светил и видимою тьмой
Вернее был, мерцавший лишь затем,
Дабы явить глазам кромешный мрак,
Юдоль печали, царство горя, край,
Где мира и покоя нет, куда
Надежде, близкой всем, заказан путь,
Где муки без конца и лютый жар
Клокочущих, неистощимых струй
Текучей серы. Вот какой затвор
Здесь уготовал Вечный Судия
Мятежникам, средь совершённой тьмы
